Степа заметил за соседним столиком двух молодых людей в одинаковых темных свитерах. Когда зажегся свет, стало видно, что их лица, как и у многих других в зале, подведены. Но косметика была наложена густо и неумело, словно кто-то наспех накрасил их в полутемном подъезде. Один был мелким бледноволосым юношей сонного вида. Другой был ростом, наверно, метра в два с половиной и напоминал персонажа из фильма Куросавы «Телохранитель» - титанического имбецила, который сражался деревянным молотом. Косметика смотрелась на его маленьком честном лице немного странно. Когда Борис Маросеев выпрямился после поклона, сонный юноша дернул титана за рукав. Тот вынул из-под стола похожий на тыкву кулак и, стараясь не привлекать внимания окружающих, экономным движением показал его артисту. Маросеев, как показалось Степе, побледнел еще сильнее. Но это могла быть и очередная перемена освещения.

Музыка стала громче. Начав раскачиваться ей в такт, Боря скрестил руки, запрокинул лицо к потолку, и с бархатными интонациями Джо Дассэна зашептал в проволочку радиомикрофона:

Я видел его вчера в новостях.
Он говорил о том, что мир стоит на распутье.
С таким, как он, не тронут ни дома, ни в гостях,
И я хочу теперь такого, как Путин…

В зале восторженно завизжали. Послышался звон бьющейся посуды и крики - за одним из столиков началась не то потасовка, не то танец.